Я много лет ездил на север, в леса Нью-Гэмпшира и Мэна, охотиться на оленей. Там живёт белохвостый олень. У меня был напарник Берт. Он был отличным охотником. С ним нельзя было заблудиться: он знал лес. Я любил охотиться с Бертом.

Но Берт был самым жестоким человеком, какого я встречал. Его сердце было каменным. Его глаза — холодные, как у ящерицы. Часто ради шутки он стрелял в оленят, чтобы причинить мне боль. Я говорил: «Берт, разве тебе не стыдно?» А он смеялся: «Вы, проповедники, все слишком мягкосердечные». Я отвечал, что это не мягкосердечность, а жестокость.

Закон может разрешать убить оленёнка, но убивать ради злобы и оставлять тушу — это убийство. Я говорил: «Ты мой друг, я тебя уважаю, ты лучший стрелок. Но ты жесток». Он шутил: «Если б ты не был проповедником, из тебя вышел бы охотник».

Однажды, ближе к концу сезона, я снова приехал в леса. Снега было уже много. Берт сказал, что у него для меня есть кое-что новое. Он достал свисток, и он звучал как плачущий оленёнок. Я воскликнул: «Берт, неужели ты станешь это делать?» Он усмехнулся.

На следующий день мы шли в горах; до полудня следов не было. К полудню он сел на поляне у сугроба, будто доставал обед, но вынул свисток и подул. С другой стороны поляны поднялась мать-олениха, насторожив уши.

Он подул снова, и она сделала несколько шагов вперёд. Необычно: в полдень олени так не ведут себя. Но её малыш, казалось, звал на помощь; материнский инстинкт был сильнее страха, она вышла, хотя знала, что это риск.

Я увидел, как Берт вложил патрон в винтовку и прицелился прямо в её сердце. Я отвернулся. Я думал: «Как можно выстрелить в это любящее сердце?» И стал молиться: «Господи, как может человек быть таким жестоким? Эта мать настоящая; она идёт к малышу, хотя знает, что умрёт».

Я ждал выстрела, но его не было. Берт дрожал, не мог удержать ружьё; по щекам текли слёзы. Он бросил винтовку и сказал: «Билли, с меня хватит. Веди меня к тому Иисусу, о Котором ты говоришь».

И там, на снегу, в тот день, я привёл этого жестокого человека к Христу, потому что он увидел не притворство, а подлинное.

Этот изголодавшийся мир ожидает чего-то настоящего, чего-то ненапускного, чего-то подлинного, что родилось от Бога, что приходит из Библии. Не хотел бы ты иметь в сердце столько Божьей любви, чтобы поступать так же верно, как та олениха ради детёныша?

Это возможно только одним путём. Не через запись в церковной книге и не через формальное членство. Это должно быть настоящее. Это должно быть подлинное. Это должно быть рождение. Оно должно переменить вас из просто притворщика в подлинного Христианина.

Уилльям Бранхам, проповедь «Здесь больше Соломона»
https://branham.ru/sermons/63-0628E